Всеобщее удовлетворение или «на заре фальсификаций»
Один раз народ избирал народных судей, второй раз – депутатов Верховного Совета, то ли СССР, то ли УССР. Оба раза «народ» в лице директора и парторга конторы, где я служил, поручил мне быть секретарем избирательной комиссии.
Я тогда работал переводчиком в странной организации – доме ассортимента Госплана УССР. Моя должность существовала для того, чтобы в отделе было семь человек. Иначе отдел не мог считаться отделом, и его начальника пришлось бы уволить, что было абсолютно недопустимо – контора существовала для того, чтобы куда-то пристроить чьих-то родственников и друзей. В стране победившего социализма безработицы не было. Были дармоеды, но они не считались.
Выборы в социалистическом государстве готовились не так, как сейчас. Сейчас пар идет в предвыборный гудок – в агитацию. Тогда агитация шла для видимости. Кандидатов, назначенных свыше, нельзя было не избрать, в бюллетенях значилось одно-единственное имя. Но списки избирателей готовились очень тщательно. Сначала по квартирам прошли так называемые агитаторы, такие же дармоеды, как и я. Они составляли списки жильцов, и машинистка, специально мне выделенная, печатала эти списки. Эта машинистка оказалась интеллигентнейшей старушкой, явно из выпускниц Института благородных девиц. В списках избирателей изредка попадались забытые фамилии – то Шереметьевы, то Гинтовт-Дзеволтовские. «Ну что вы хотите, – вздыхала старушка, хотя я ничего не хотел. – Уничтожены целые классы.» Она тоже была обломком великого кораблекрушения. Когда списки были готовы, агитаторы снова пошли по квартирам, напоминая избирателям, что надо сходить и проверить, правильно ли они значатся в списках. Ошибки тут же исправлялись.
Выборы предоставляли одну из немногих возможностей протеста. «Я не буду голосовать, пока мне не починят крышу! – кричали отдельные несознательные избиратели. – Сколько можно! В доме грибок!» Не пойти на выборы было боязно, но голосовать «против» – страшно. Если ты согласен с политикой партии, ты опускаешь бюллетень в урну и идешь домой с чувством выполненного долга. Но если ты прячешься в кабину, значит что-то тут нечисто. Кандидат-то один. Значит, ты его вычеркиваешь – и открываешь свое вражеское нутро.
В день выборов агитаторы снова ходили по квартирам и просили поскорее проголосовать, «иначе я не смогу пойти домой!» В избирательном участке на больших таблицах с номерами избирателей вычеркивались проголосовавшие, и избирательная комиссия стремилась, чтобы вычеркнутых было побольше. Голосовать за родных и близких, за соседей и знакомых не возбранялось.
Все время звонили «сверху»: какова явка? Мы врали, что большая. Но наступил вечер, следовало отчитаться за поголовное голосование, а тех, кто не пришел, оставалось еще много. И тут я стал свидетелем, а, стало быть, и участником фальсификации. Председатель комиссии бросил в урну пачку бюллетеней, а девочки, сидевшие над списками избирателей, проставили против фамилий не явившихся отметки «да» – проголосовал. Приближался час закрытия участка, как вдруг явился подвыпивший избиратель и пожелал проголосовать. Ему, конечно, дали один из немногих оставленных на всякий случай бюллетеней, но избиратель заглянул в списки, увидел, что он уже проголосовал и возмутился. Его успокоили: мол, вышла ошибочка, виновные будут примерно наказаны, иди спать. А наверх пошел рапорт о том, что выборы прошли успешно, проголосовали 99,5 процента избирателей. Нам сделали замечание, что это маловато, следовало лучше работать с людьми, мы пообещали учесть на будущее.
В будущем, то есть на следующих выборах, все повторилось. Кто грозился не голосовать, увидел себя в той доле процента, не принявших участие в выборах. А Центризбирком торжественно подтвердил, что граждане, единодушно проголосовав за нерушимый блок коммунистов и беспартийных, поддержали политику ленинского Центрального Комитета, выраженную, в частности, в исторических решениях последнего Пленума ЦК.
Я вник в информацию о результатах всесоюзных выборов и увидел, что единодушие было не до конца полным. Если не ошибаюсь, 37 тысяч советских граждан проголосовали «против». В масштабах страны это, действительно, составляло долю процента, но все же, несмотря на фальсификации, несмотря на единственного кандидата в бюллетене, 37 тысяч протестующих – это же армия!